Евгеника и Церковь

Национал-социалистическая цель евгеники была противоположной. Она ставила себе задачу отбора лучших расовых элементов и заботливо их культивировать со временем в новый сверх-тип мужчины и женщины, чтобы реформировать изначальный код расы. Чтобы создать новую расовую аристократию с усовершенствованной, наследуемой по крови высшей культурой, для создания и поддержания элиты. До уровня которой со временем должна была эволюционировать вся раса, т.к. эта политика применялась ко всей нации на мягком уровне. Но Духовный Сатанизм (Spiritual Satanism / SS) был прямой дорогой, которая предполагала скорейшее достижение. Это был идеал классики или языческих цивилизаций. Я думаю, их также интересовала метагенетика. Судя по тому, что сатанинская элита по закону должна была в обязательном порядке практиковать Тантра Йогу [она же Кундалини Йога].

Национал-социалистическая политика евгеники полностью отрицала и вырывала с корнем либеральный, капиталистический, буржуазный взгляд на мир. Учреждая правление новой, расовой, кровной элиты. А не класс денег на основе либерально-буржуазных ценностей. Который по сути своей не предназначен для лидерства, т.к. не имеет необходимой для этого природы. И просто-напросто превращает этот мир в одну большую корпорацию, которая разрушает общество и лучшие его элементы. Дайте им бобы, детка. У кого больше бобов, тот и выиграл, с одним большим бобом, чтоб править всеми.

Вот почему движение евгеники в Америке со временем растянулось на полу. За его баннерами идеалов высшего мира не стояло реально никакой великой цели. И оно так и растворилось обратно в подсчет бобов, буржуазный менталитет. Это был дом, построенный на песке либерализма.

ЛИЧНОСТЬ, СВОБОДА, ИЕРАРХИЯ

Из «Людей и руин». Юлиус Эвола.

Суть либерализма – это индивидуализм. Основа его ошибки заключается в ошибочной замене понятия личности на понятие индивида и перенесение на последнюю, безусловно и в соответствии с эгалитаристскими предпосылками, некоторые ценности, которые должны относиться только к первой и только на условиях. Из-за этого смещения, эти ценности становятся ошибочными, или во что-то абсурдное и вредоносное.

Начнем с эгалитаристских предпосылок. Сначала необходимо заявить что “вечный принцип” равенства – это чушь от и до. Нет необходимости комментировать о неравенстве человеческих существ с природной точки

134 ЛИЧНОСТЬ, СВОБОДА, ИЕРАРХИЯ

зрения. И тем не менее, чемпионы эгалитаризма делают равенство вопросом принципа, заявляя, что человеческие существа не равны де факто, но являются таковыми де-юре: они неравные, но не должны быть неравными. Неравенство несправедливо; мерило и превосходство в понимании либерализма состоит в непринятии его во внимание вообще, его преодолении и признании одинакового достоинства в каждом человеке. Демократия, также, разделяет верование в “фундаментальное равенство в все, что внешне напоминает человека”.

Я думаю, что это не более, чем пустые слова. А не “благородный идеал”, скорее, это нечто, что, будучи взято абсолютно, представляет собой логический абсурд; где бы этот взгляд на вещи не становился повсеместным, он приводил к регрессии и декадентству.

Касаемо первой позиции, само понятие “множественности” (т.е. разнообразия отдельных существ) логически противоречит понятию “множеству равных”. Прежде всего, говоря онтологическим языком, благодаря т.н. “принципу неразличимых”, который звучит следующим образом: “существо, которое абсолютно идентично другому, во всех отношениях, становится с ним одним и тем же”. Т. обр., в концепции “множественности” заложена концепция фундаментальных различий: “много” существ, которые равны, абсолютно равны, не будут множеством существ, но одним. Утверждение равенства многих – это противоречие в терминологии, если мы не имеем в виду бездушные тела-продукты массового производства.

Во-вторых, противоречие лежит в “принцип уважительной причины”, который можно выразить как: “Для каждой вещи должна существовать причина, почему эта вещь является тем, а не этим”. Так вот, существо, полностью идентичное другому, не будет иметь этой “уважительной причины” для своего существования: оно будет просто бессмысленным дубликатом.

С т. зр. обеих перспектив, рационально верно установлено, что “множество” не только не может быть равным, но и не должно быть таковым: неравенство де факто истинно, только потому, что оно истинно де-юре, и существует только потому, что необходимо. То, что эгалитаристская идеология пытается преподнести, как провозглашение “справедливости”, на самом деле провозглашает несправедливость, если следовать перспективе, которая превыше любой гуманитарной и демократической риторики. В прошлом, Цицерон и Аристотель спорили на те же темы.

Логически, обеспечить неравенство, означает преодолеть количество и признать качество. И здесь понятия личности и индивида расходятся. Индивид может означать просто соединение атомов, или просто отдельный номер в правящем количестве; в абсолютных терминах, это просто фикция и абстракция. И тем не менее есть способ шагнуть в этом направлении, а именно, минимизировать различия, характеризующие индивидуальное существо, акцентируя внимание на смешанных и общих чертах (что из этого проистекает, через массовость

ЛИЧНОСТЬ, СВОБОДА, ИЕРАРХИЯ 135

и стандартизацию, так это унификация путей, прав и свобод) и принимая это как идеальную и желаемую позицию. Хотя, это означает деградацию и изменение природного курса развития.

Для всех практических целей, чистый индивид принадлежит более к неорганическому, чем к органическому измерению. В реальности, закон прогрессивной дифференциации управляет высшими организмами. Суть этого закона, низшие уровни существования дифференцированы от высших потому, что на нижних уровнях целое может быть разбито на множество частей, каждая из которых обладает аналогичным качеством (как в случае частей не кристаллизованного минерала, и тех частей некоторых растений и животных, которые размножаются через партеногенез); на высших планах существования это становится невозможно, т.к. там присутствует высший органический союз, который не позволяет частям самого себя разделиться без того, чтобы его части полностью ни потеряли все свое качество, значение и функции, которые они имели, находясь в нем. Т. Обр. атомический, неограниченный (solutus), “свободный” индивид находится под эгидой неорганической материи, и принадлежит, соответственно, к нижним слоям существования.13

Равенство может существовать на уровне простого социального агрегата или изначальной, фактически животной распущенности; более того, оно проявляется везде, где мы рассуждаем не в индивидуальных, а в общих понятиях; не личность, а вид; не “форма”, а “материя” (в аристотелевском понимании этих двух терминов). Я не буду отрицать, что и в человеческих существах есть некоторые аспекты, в которых они примерно равны, но эти аспекты, в любом нормальном традиционном понимании, представляют не “плюсы”, а “минусы”; другими словами, они корреспондируют с низшими слоями реальности, и с тем, что наименее интересно в любом существе. Опять же, эти аспекты не относится к тому, что является “формой”, или личностью, в ее правильном понимании. Ценить эти аспекты и делать на них акцент, как на единственном, значимом в жизни, это то же самое, что оценивать количество бронзы, найденной в каждой статуе, вместо того, чтобы видеть их, как проявление определенных идей, для которых бронза (в нашем случае, относительно общие человеческие свойства) является лишь рабочим материалом.

Эти отсылки разъясняют, что есть личность и личная ценность, в противоположность индивиду и просто элементу, принадлежащему у массе или к социальному конгломерату. Личность – это индивид, который отличается своими качествами, наделен собственным лицом, собственной неповторимой природой, и серией атрибутов, которые делают его тем, кто он есть, и выделяют его из всех остальных — другими словами, атрибутов, которые делают его фундаментальное неравным. Личность – это человек, в котором обычные характеристики (начиная с той простой характеристики бытия человеком, кончая принадлежностью к определенной расе, народу, полу и социальной группе) принимают особенную форму выражения через яркую и вариативную индивидуализацию самих себя.

Любой жизненный, индивидуальный, социальный или моральный процесс, который идет в этом направлении и ведет к удовлетворению личности, в соответствии с ее собственной природой, это путь вверх. И наоборот, ставить акцент и приоритет тому, что в всех существах равно, означает регрессировать. Желание равенства, это все равно, что желание бесформенного. Любая эгалитаристская идеология есть барометрического индекс определенного климата разложения, или “торговая марка” сил, ведущих к процессу разложения. В общем, вот как мы должны думать о “благородном идеале” и “бессмертном принципе” равенства.

После разъяснения этого пункта, становится просто понять ошибки и недопонимание, связанные с другими либеральными революционными принципами.

Для начала, что я нахожу это странным, что титул “естественного права” было дано тому, что выглядит как самая противоестественная вещь, которую себе только можно представить, или как то, что естественно только для примитивным обществ. Принцип, в соответствии с которым все человеческие существа свободны и наслаждаются одинаковыми правами “от природы”, в реальности абсурд, из-за того факта, что “от природы” они не одно и то же. Также, если мы возьмем порядок, который не просто натуралистический, быть “личностью” не является ни унифицированным качеством, ни качеством, которое распределяется в равных долях, ни достоинством, равным в любом человеке, исходящее из одного только членства отдельного индивида в биологическом виде, называемом “человечество”. “Достоинство человеческой личности”, со всем, что включает в себя это выражение, вокруг которого пасутся поклонники доктрины естественного закона и либералы, должно искать там, где оно реально существует, а не во всех. И даже там, где это достоинство реально существует, оно не должно приниматься как равное во всех инстанциях. У этого достоинства есть разные степени; так, справедливость предполагает, что этим разным степеням достоинств будут даны разные права и разные свободы. Дифференциация права и идея иерархии как таковая, проистекает из самого понятия личности, т.к. личность, как мы можем видеть, не может быть понята без признания различий форм, и дифференцированной индивидуализации. Без этих предпосылок уважение к человеческой личности вообще – это всего-навсего предрассудок, а точнее, один из множества предрассудков нашего времени. В сути личности нет ничего, на чем бы могло основываться универсальное право, или такое право, как заявляет доктрина естественного закона, которым могли бы наслаждаться все без дискриминации”. Любой, у кого есть совесть

ЛИЧНОСТЬ, СВОБОДА, ИЕРАРХИЯ 137

и достоинство “личности” не сможет не обидеться, когда закон, который предназначался для кого-то одного, становится законом, связующим всех (как в случае с категорическим императивом Канта). И наоборот, древняя мудрость верила в принцип suum cuique tribuere, каждому свое. С т. зр. Платона, тоже, высшая ответственность правителей заключается в том, чтобы справедливость (понимаемая в этом смысле) возобладала.

Т. обр., головоломка для тех, кто поддерживает принцип «равенства»: равенство может существовать только среди равных, а именно, среди тех, кто объективно представляет собой один и тот же уровень и кто воплощает одну и ту же степень “персонификации”, и чьи свободы, права, а также, обязанности отличны от таковых других степеней, высших или низших. “Братство”, также, которое было включено в “бессмертные принципы” как сентиментальное дополнение к остальным двум абстрактным принципам (свобода и равенство), есть предмет тех же ограничений: это есть наглость, выставлять это как норму и универсальный долг в недискриминационных терминах. В прошлом, особенно благодаря признанию иерархической идее, “пиры” и “равные” были частыми аристократическими концепциями: в Спарте, титул homoioi (“равные”) принадлежал исключительно элите у власти (титул был отозван в случае недостойного поведения). Мы видим аналогичную картину в Древнем Риме, среди Нордических народов, во время Каролингов и Священной Римской Империи. Более того, в древние времена, титул “пиры” относился к английским лордам.

Это же касается Свободы, первого термина революционного движения. Свобода должна пониматься и защищаться в том же качественной и дифференцированной манере, как и понятие “личности”: каждый наслаждается свободой, которой он заслуживает, которая измеряется конституцией и достоинством его личности или его функцией, а не абстрактным или элементарным фактом бытия “человеческим существом” или “гражданином” (как говориться, Права человека и гражданина). Так, согласно с высказыванием Классиков, свободы включают infimisque aequanda, свободы должны равно распространяться вверх и вниз. Было справедливо замечено, что “существует не свобода, а множество свобод. Не существует общей, абстрактной свободы, но существуют различные свободы, соответствующие природе каждого конкретного человека. Человек не должен генерировать в самом себе идею гомогенетической свободы, но, скорее, множество качественно различных свобод”. 15 Другая свобода, о которой говорит либертарианизм и естественный закон, это фикция, как и «равенство». Практически говоря, это все лишь революционное оружие: свобода и равенство это слова-ловушки для определенных

138 ЛИЧНОСТЬ, СВОБОДА, ИЕРАРХИЯ

социальных групп, используемых для подрывания других классов и завоевания превосходства; по достижению этой цели, их быстро поставили на место.

Опять же, что касается свободы, важно разграничить свободу от чего-то и свободу что-либо делать. В политическом смысле, первая – это негативная свобода, означающая отсутствие уз, оставаясь при этом бесформенной. Она обычно достигает своего апогея в произволе и в аномии, и там, где она дается каждому, в эгалитаристской и демократической манере, она становится невозможной. Где есть равенство, там не может быть свободы: то, что существует, не может иметь абсолютную свободу, но скорее множество индивидуальных, локальных и механизированных свобод, в состоянии взаимного ограничения. Парадоксально, что этот тип свободы оказался приблизительно реализован в системе, которая наиболее противоположна либеральным предпочтениям: а именно, в системе, в которой социальный вопрос решается таким образом, чтобы гарантировать определенные привилегии малой группе, ценой полного подчинения всех остальных. Доведенный до экстрима, этот принцип выдвигает фигуру тирана, как идеал бесформенной свободы.

Свобода делать что-то, которая связана с природой каждого конкретного человека и особой функцией, есть совершенно другая вещь. Эта свобода в основном означает силу актуализировать свой потенциал и запечатлеть собственное совершенство в данном политическом и социальном контексте; это имеет функциональный и органический характер, и неотделимо от имманентного и безошибочного конца. Это характеризует высказывание Классиков: “Будь собой”, т. обр. есть качество и различие; это единственная истинная свобода, согласно правде и справедливости. В понимании Классиков, как это выразил Платон, Аристотель и Плотин, единственный институт, соответствующий справедливости, это тот, в котором каждый имеет, делает и реализует то, что правильно для него. Сам католицизм, во время золотого века схоластики (века, который сегодня очерняется прогрессивными либеральными католиками как “феодальный” и “мракобесный”), обладал той же правдой и этикой. Основы социальной доктрины средневекового католицизма были идеями “соответствия природе”, которая у каждого существа индивидуальна; свобода выражалась в терминах таких как “воля бога”; и следование положению конкретного человека внутри социально органичной и дифференцированной системы. Лютер, также, поддерживал эту доктрину. Немного ближе по времени, Бенедетто Кроче писал о современной “религии свободы”, хотя то, что он проповедует, это скорее «фетишизм свободы».

В таком же ракурсе, мы должны рассматривать вопрос о том, что появилось ранее – личность или общество, и что из двоих

ЛИЧНОСТЬ – СВОБОДА – ИЕРАРХИЯ 139

является конечной целью. С традиционной точки зрения, этот вопрос решается определенно предпочтением личности обществу. Любой “социальный” тезис – это девиация, связанная с той же уравниловкой и регрессивными тенденциями, которые я критиковал ранее — настолько, что индивидуализм и анархизм без сомнений имеют свои хорошие причины и гораздо менее разлагающий характер, будучи рассмотрены как реакция на такие регрессивные тенденции. Все, что социально, в лучших проявлениях, попадает в порядок средств, а не в порядок целей. Общество, как существо само по себе есть не более чем фетиш и персонифицированная абстракция; в реальности, план, соответствующий обществу полностью материальный, физический, и субординированный. “Общество” и “коллективность” синонимы; если мы исключим индивидуалистскую интерпретацию общества как суммы атомов, соединившихся в неком гипотетическом сокращении, мы останемся с идеей, что общество – это всего лишь фон, перед которым личность – позитивная, первичная и реальная вещь.

Более того, есть случаи, в которых мне хочется признать приоритет личности даже перед государством. Государственность современной эпохи не имеет ничего общего с традиционным политическим взглядом; безличное государство, когда рассматривается как гигантская юридическая и бюрократическая организация (она же “холодное чудовище” у Ницше), есть такое же отклонение. Любое общество и государство состоит из людей; индивидуальные человеческие существа – вот его первоначальный элемент. Какого рода человеческие существа? Не те, как они понимаются в индивидуализме, как атомы и массы атомов, но люди как личности, как дифференцированные существа, у каждого разный ранг, разная свобода, разные права внутри социальной иерархии, основанной на ценностях созидания, построения, повеления и повиновения. С такими людьми становится возможным построить истинное Государство, а именно, антилиберальное, антидемократическое, органическое Государство. Идея, стоящая за таким государством это приоритет личности над абстрактным социальным, политическим, или бюрократическим существом, и не нейтральной личности, не усредненной реальности, не простого номера в мире количества и всеобщего избирательного права.

Совершенство человеческого существа – это высшая инстанция, которой любой здоровый социальный институт должен подчиняться, и ее должно продвигать так сильно, как только можно. Совершенство должно быть заложено в базис процесса индивидуализации и прогрессивной дифференциации. В этом отношении необходимо учесть взгляд, выраженный Полем де Лагард, который можно примерно выразить следующим образом: все, что находится под эгидой гуманизма, доктрина естественного закона, коллективизм – резонирует с низшим измерением. Просто бытие “человеком” это минус по сравнению с бытием человеком, принадлежащим к определенной национальности и обществу; это, в свою очередь, является минусом по сравнению с бытием “личностью”, качество,

140 ЛИЧНОСТЬ – СВОБОДА – ИЕРАРХИЯ

которое предполагает сдвиг на план, высший, нежели просто натуралистический или «социальный» план. В свою очередь, бытие личностью также нуждается в дальнейшей дифференциации в степени, функции, и достоинстве, при котором превыше социального горизонтального плана, политически правильное тело мира организовано вертикально через функциональные классы, корпорации и конкретные объединения, подобно пирамидальной структуре, на вершине которой встанут те, кто более-менее воплощает абсолютную личность. Под “абсолютной личностью” понимается в высшей степени реализованная личность, которая представляет конечный результат и естественный центр тяготения всей системы. “Абсолютная личность”, очевидно, прямо противоположна индивиду. Атомическое, неквалифицированное, общепринятое и стандартизированное объединение, к которому относится индивид, противоположно абсолютной личности, из-за фактического синтеза фундаментальных возможностей и полного контроля сил, присущих идее человека (в ограниченном смысле), или человека определенной расы (в более относительной, специализированной и исторической области): это происходит через максимальную реализацию, которая соответствует де-индивидуализации и определенной типа. Т. обр., такое расположение необходимо, чтобы воплотить чистый авторитет и принять эмблему и власть суверенитета или высший строй, а именно, империю.

Путь от бытия человеком, через “общественность” или коллективизм, основанную на нации и естественном законе, к политическому миру и личности по-разному интегрированной, и, в конечном итоге, к доминирующей сверхличности, означает подъем от низших ступеней к ступеням, которые все больше наполнены “бытием” и ценностью, при этом каждая является естественным венцом другой: это то, как мы должны понимать принцип, в соответствии с которым человек – это конец и венец развития общества, а не наоборот.

Для примера мы можем упомянуть иерархически правильное место для “нации”, когда оно имеет скорее позитивное и конструктивное значение, нежели революционное. “Нация” это плюс относительно “человечеству”. Т. обр., это позитивная и законная вещь признать права определенной нации, чтобы утверждать, элементарный и естественный принцип отличия данной группы людей в противоположность всем формам индивидуалистической дезинтеграции, смешения народов и пролетаризации, и особенно, в противоположность простому миру масс и чистой экономики. Поставив это разграничение в качестве щита, необходимо актуализировать внутри него дальнейшие различия, которые должны быть реализованы в системе органов, дисциплин и иерархий, благодаря чему из субстанции нации создается Государство.

ЛИЧНОСТЬ – СВОБОДА – ИЕРАРХИЯ 141

Надо заметить, что упомянутое выше понятие иерархии базируется на, помимо всего прочего, свободе, понимаемой в следующем особом и этическом смысле. Свобода в трактовке антитрадиционных идеологий имеет недифференцированный, нефункциональный и подрывной характер, направленный вовне и почти «физический». Эти идеологии обычно игнорируют эмансипацию отдельного индивида, которая состоит из не столько свободы в отношении внешней ситуации, реальной или воображаемой, и не столько в отношении других, сколько в отношении самого себя, а именно, в отношении натуралистической части самого себя. Обычно каждое достоинство внутри квалифицированной иерархии должно быть узаконено с этим типом свободы, без любви к тем, кого нельзя назвать личностью. С такого рода предположением, территория политики пересекается с территорией этики (“этика” скорее в духовном, нежели в моралистическом понимании). В этом контексте первостепенное значение будет принадлежать мужественным качествам того, кто, в случае конфликта интересов, знает как навести порядок и данный закон над тем, который принадлежит натуралистической реальности, в его собственном случае или в случае других. Так, узы семьи или расположение к кому-то не будут ограничивать такого человека, и не станет он исходить лишь из соображений пользы или благополучия, даже если эти понятия были определены в социальных и коллективных терминах. Личность реализуется и консолидируется на пути определенного “аскетизма”, который требует свобода, понимаемая таким образом — а именно, внутренняя свобода и контроль над собой, как физическим индивидом; также, основы иерархических связей, которые справедливо можно назвать ” естественное право героических народов “, не следует искать в другом месте.

Первая из этих основ заключается в том, что мера того, что вы требуете от других должна происходить от меры, которую вы требуете от самого себя; тот, кто не в силах управлять собой и создать для себя кодекс и полностью ему следовать, не будет знать, как справедливо управлять другими, и как дать им закон, которому те будут следовать. Вторая из основ, ранее изложенная Платоном, что те, кто не могут быть хозяевами самим себе, должны найти хозяев вовне себя, т.к. практика дисциплины повиновения обучит их быть правителем самого себя; так, через преданность тем, кто представляет собой идею и является воплощением высшего типа человека, они останутся максимально верны своей лучшей природе. Это всегда происходило спонтанным естественным образом и создавало в традиционных цивилизациях особый флюид, жизненную субстанция органических и иерархических структур, задолго до того как люди подпали

142 ЛИЧНОСТЬ – СВОБОДА – ИЕРАРХИЯ

под чары внушений или мелкого рационализма подрывных идеологий. В нормальных условиях все это происходило без слов; так, это абсурд, говорить, что единственный путь, с помощью в социальной иерархии устанавливался контроль, было применение силы и насилия и террора, и что люди повиновались лишь из страха и раболепия, или из личных корыстных целей. Думать так значит унижать человеческую природу даже в ее самых скромных проявлениях, и полагать, что атрофия какой бы то ни было чувствительности к высшему, которая характеризует большинство людей современной эпохи, всегда и везде правила безраздельно.

Превосходство и власть должны идти рука об руку, до тех пор, пока мы помним, что власть основана на превосходстве, а не наоборот, и что превосходство связано с качествами, которые по мнения большинства составляют основу того, что другие пытаются объяснить, как жестокий “естественный отбор”. Древний примитивный человек в глубине своей природы подчинялся не сильнейшим членам общины, но тем, в которых он воспринимал преобладание мана (т.е. священной энергии и жизненной силы) и тем, кто по этой причине, казался ему наиболее квалифицированным для выполнения работ, как правило, не доступных другим. Аналогичная ситуация происходила, когда определенным людям следовали, повиновались и поклонялись за проявление высокой степени стойкости, ответственности, понимания и опасной открытой героической жизни, к которой другие были не способны; это было решающим здесь – быть в состоянии признать особое право и достоинство добровольно. Зависимость от таких лидеров составляла не унижение, а возвышение человека; и, тем не менее, это в упор не понятно приверженцам “бессмертных принципов” и “общечеловеческого достоинства” из-за их тупости. Только благодаря присутствию высших представителей человеческой расы множество существ и система дисциплин материальной жизни получает свое значение и оправдание, которого у нее раньше не было. Это низший нуждается в высшем, а не наоборот.16 низший не знает жизни более наполненной, чем когда его существование является частью высшего порядка имеющим свой барицентр; тогда он чувствует себя стоящим перед вождями народов, и испытывает гордость от добровольного служения и правильного существования. Самые благородные вещи, которые может предложить человеческая природа, управляются в подобных ситуациях, а не в мелочном климате вседозволенности, который может предложить демократическое общество.

Необходимо заметить, касаясь иррационализма т.н. утилитарной социологии, которую ценит только общество торгашей: в этой доктрине, “полезность” рассматривается как конструктивная основа любого социально-политического института. Тем не менее, нет ничего более относительного,

ЛИЧНОСТЬ – СВОБОДА – ИЕРАРХИЯ 143

чем концепция “полезности”. “Полезный” для чего? Ввиду чего? Поскольку если утилитарность ограничивается своей самой грубой, самой материалистической, калькулируемой и жалкой формой, мы должны сказать, к добру или нет, человеческие существа редко думают или поступают в соответствии с “полезностью”, понимаемой в этом узком смысле. Все, что имеет эмоциональную или иррациональную мотивацию, имеет и будет иметь более важную роль в человеческом поведении, нежели какая-то жалкая утилитарность; если бы мы не признали этот факт, огромная часть человеческой истории осталась бы необъяснимой. В этом порядке неутилитарной мотивации (все это правит человеком превыше его самого), безусловно, есть класс, который отражает высшие возможности, определенное благородство, и некий элементарный героический нрав; вышеупомянутые формы естественного признания, питающие и дающие жизнь любой истинно иерархической структуре, происходят их них. В этих структурах, авторитет как власть может также играть роль или, точнее, должен играть роль. Так, мы можем согласиться с высказыванием Макиавелли, где вас не любят, вас должны, по крайней мере, бояться (бояться, а не ненавидеть). Это искажение, начиная с искалеченного и униженного образа человека вообще, и кончая суеверием, что во всех исторических иерархиях, построенных не на грубой силе, принцип превосходства и прямого и гордого признания вышестоящего нижестоящим не существовало.17 Высказывание Берка, что политическая система, которая предполагает существование героических ценностей и высших побуждений, ведет к порче и упадку, не только показатель цинизма, но и близорукости относительно человеческой природы.

Высшая и наиболее подлинная легитимация истинного политического порядка, и, следовательно, и самого государства, заключается в его анагогической функции: а именно, в пробуждении и пестовании человеческой склонности мыслить и действовать, жить, сражаться, и, в конечном итоге, жертвовать собой ради чего-то, что находится выше его простой индивидуальности. Эта склонность настолько реальна, что становится возможным не только реализовать ее, но и злоупотребить ею; так, помимо течений, в которых человек ведом чем-то, что духовно и метафизично (как в случаях всех традиционных форм), мы можем видеть другие течения, в которых пагубный элемент ответственен за подобный экстаз (т.е. опыты нахождения “вне себя”). Здесь имеет место не анагогическая сила, но, скорее, катагогическая — а именно, сила, пробуждающая к жизни революционный феномен, проявленная во всех коллективистских идеологиях. В обоих случаях, социология принятия утилитарных и индивидуалистических перспектив опровергается; она, оказывается, просто сложным интеллектуальным построением, особенно если учесть человеческую природу в ее реальности и конкретности.

144 ЛИЧНОСТЬ – СВОБОДА – ИЕРАРХИЯ

Прогресс одной формы человеческой организации и падение другой не измеряется одним лишь фактом большего материального и социального благополучия первой и большего удовлетворения материальных нужд; скорее, прогресс измеряется степенью, в которой определенные интересы и критерии оценки стали дифференцированными и преобладают. Эти критерии должны подняться над жалкой перспективой «полезности», которая, тем не менее, является единственной перспективой позитивистской социологии.

Возвращаясь к либерализму, я хочу сказать, что он представляет собой антитезис к любой органической доктрине. Поскольку согласно либерализму, главным элементом общества является человеческое существо, не рассматриваемое как личность, но, скорее, как живой индивид с бесформенной свободой, эта философия способна воспринять общество только как механическую игру сил и существ, действующих и реагирующих друг на друга, согласно с пространством, которое им посчастливилось занять, без какой-либо системы над ними, которая бы отражала высший уровень закона или смысла. Единственный закон, а, стало быть, единственное государство, которое либерализм может воспринять, имеет внешний характер относительно своих членов. Власть доверена государству его суверенными индивидами, чтобы оно могло гарантировать свободы индивидов и вмешиваться, только когда эти свободы сталкиваются и становятся опасными одна для другой. Так, порядок проявляется как ограничение и регулирование свобод скорее, нежели как форма проявления самой свободы изнутри, как в случае свободы что-то делать, или свободы, связанной с качеством и специфической функцией. Порядок, а именно легальный порядок, в конечном итоге сводится к акту насилия, практически говоря, в либеральном и демократическом режиме государство определено в терминах большинства; так, меньшинство, хоть и состоящее из “свободных индивидов”, должно кланяться и подчиняться.

Спектр, который более всего пугает либерализм сегодня, есть тоталитаризм. Можно сказать, что тоталитаризм может подняться, как пограничный случай из предпосылок либерализма скорее, нежели те, что исходят от органического Государства. Как мы увидим, в тоталитаризме мы имеем акцент на концепции порядка, оформленную и насажденную извне на массу простых индивидов, которые, за неимением собственной формы и закона, должны принять форму извне, представленную в механической, все-включающей системе, и избегать беспорядка, типичного для неорганизованного и эгоистичного выражения партизанских сил и групп специального интереса.

События недавно привели к подобной ситуации, после того, как более-менее идиллический взгляд, характерный для эйфории фазы либерализма и для экономики невмешательства, доказал свою иллюзорность. Я здесь имею ввиду взгляд, согласно с которым удовлетворительный социальное и экономическое равновесие уже поднимается из конфликта определенных

ЛИЧНОСТЬ – СВОБОДА – ИЕРАРХИЯ 145

интересов: почто как если изначальная мировая гармония а ля Лейбниц сама следит за порядком, даже если отдельный индивид заботится только о себе и свободен от любых уз.

Так, не только идеологически, но и исторически также, либерализм и индивидуализм являются корнями и началом различных взаимосвязанных современных подрывных явлений. Личность, которая превратилась в индивида, через уменьшение органического смысла жизни и отказ от признания любого авторитета, есть не более чем номер, пачка с наполнителем; такая его узурпация пробуждает фатальное коллективистское ограничение против него самого. Т. обр., мы попадаем из либерализма в демократию: а из демократии – в социальные формы, которые постепенно все больше и больше склоняются в сторону абсолютного коллективизма. Долгое время марксистская историография очень ясно признавала этот паттерн: он признавал, что либеральная революция, или революция третьего сословия, проделала брешь и была предназначена уничтожить традиционный социально-политический мир и проложить дорогу социалистической и коммунистической революциям; в свою очередь, представители этой революции оставят риторику “бессмертных принципов” и “благородных благодетельных идей” наивным и обманутым массам. Поскольку каждое падение характеризуется ускоренным движением, невозможно остановиться на полпути. Внутри системы ведущих идеологий на Западе, либерализм, исполнив свою главную задачу – дезинтеграции и дезорганизации, был довольно быстро отложен в сторону — так, заявления некоторых о его эпигонах, что они содержат марксизм, который является последним звеном в причинно-следственной цепи, действительно имеют брешь и свидетельствует о недостатке мудрости. Есть высказывание Тацита, которое суммирует в лапидарном стиле, что случилось после “либеральной революции”: Ut imperium evertant, libertatem praeferunt; si perventerint, liberatem ipsam adgredientur—т.е., “чтобы низложить государство (в его авторитете и суверенности: т.е. империю) поддерживают свободу; как только достигают успеха, обратятся и против нее тоже”. Платон сказал: “Возможно, тогда, тирания развивается не из чего иного как демократии — из высот свободы, я достаю его, самую чудовищную степень рабства”. 19 Либерализм и индивидуализм играли не более чем роль инструментов глобального плана революционного подрыва всего мира, от которого они, как ключи, открыли замки.

Так, неизмеримо важно распознать все пространство течений, который сгенерировал различные политические, антитрадиционные формы, которые сейчас действуют в хаосе политических партий: либерализм, конституционализм, парламентская демократия, социализм, радикализм и, наконец, коммунизм и большевизм вошли в историю как разные степени тяжести одной и той же болезни.

146 ЛИЧНОСТЬ – СВОБОДА – ИЕРАРХИЯ

Без Французской революции и либерализма, конституционализм и демократия бы не существовали; без демократии и соответствующей буржуазной капиталистической цивилизации Третьего Сословия, социализм и демагогический национализм бы не восстали; без фундамента, заложенного социализмом, мы бы не наблюдали разгул радикализма и коммунизма в обеих его формах – и националистической и пролетарно-интернационалистической. Тот факт, что сегодня эти явления либо сосуществуют, либо соревнуются между собой, не должен помешать пристальному взгляду заметить, что они поддерживают друг друга, ссылаются друг на друга, и взаимно обусловливают друг друга, являясь лишь выражениями разных степеней одного и того же подрыва любого нормального законного института. Этому всегда сопутствует то, что, когда эти формы сталкиваются, та, что берет верх, всегда более экстремальна, или находится на низшей ступени развития. Начало этого процесса восходит к временам, когда Западный человек порвал все связи с традицией, объявив для себя как для индивида напрасную и иллюзорную свободу: когда он стал атомом общества, отвергая каждый высший символ авторитета и суверенитета в системе иерархий. “Тоталитаристские” формы, которые появляются сейчас, это пагубная и материалистическая подделка прежнего унитарного политического идеала, и представляют “величайшее и самое дикое рабство”, которое, согласно Платону, вытекает из неоформленной “свободы”.

Экономический либерализм, который ввел множество форм капиталистической эксплуатации и циничной, антисоциальной плутократии. Это одно из вытекающих последствий интеллектуальной эмансипации, которая создает индивидуальный solutus — за неимением внутренних, само-созданных уз, функции, и ограничений, которые существовали в климате любой органической системы и природной иерархии ценностей. Более того, мы знаем, что недавно, политический либерализм стал немного более, чем система на службе у невмешательства — а именно, экономического либерализма — в контексте капиталистическо-плутократической цивилизации; из этой ситуации поднялись новые реакции, толкающие систему ниже и ниже, на уровень марксизма.

Вышеупомянутые связи также проступают в определенном секторе собственности – и богатстве, особенно, если мы понимаем значение тех перемен внутри него, которые последовали за институтами, созданными Французской революцией. Путем отвержения всего в экономическом мире, что до сих пор вдохновлялось феодальными идеалами, как жестокого режима, основанного на привилегиях, органическая связь (проявленная в основном в различных феодальных системах) между личностью и собственностью, социальной функцией и богатством, и между данной квалификацией или моральным благородством правомерным и законным владениям вещами, была разрушена. Это был

ЛИЧНОСТЬ – СВОБОДА – ИЕРАРХИЯ 147

Кодекс Наполеона, который сделал “собственность” нейтральной и “частной” в низшем индивидуалистическом понимании этого слова; с этим кодексом, собственность утратила свою политическую функцию и узы. Более того, собственность перестала быть “особым правом”, и утратила связь со специфической ответственностью и социальным статусом как объект “высшего права”, которым уже не являлась. В этом контексте, звание или ранг означает объективное и нормальное освящение в иерархической системе, где вышестоящий, как и личность, оформленная и дифференцированная через сверхиндивидуальную традицию и идею, получает_ собственность и богатство вообще, не имея никаких обязанностей перед государством, кроме налоговых. Субъектом собственности был простой обычный “гражданин”, главная забота которого была эксплуатировать собственность без каких-либо сомнений и без слишком большого уважения к тем традициям крови, семьи и народа, которые до этого были неотделимы от собственности и богатства.20

Это стало естественно, что в итоге право собственности стало спорным; где бы право на собственность переставало быть узаконено свыше, становилось возможным сомневаться, почему некоторые люди имеют собственность, а другие – нет, или почему некоторые люди добиваются привилегий и социальных превосходств (в 10 раз больших, чем при феодальной системе), не имея при этом ничего, что бы ощутимо выделяло их из массы. Так, т.н. “социальный вопрос”, вместе с избитым слоганом “социальной справедливости”, поднимаются в тех условиях, где более не видна никакая иная дифференциация, нежели просто “экономических классов” (богатство и собственность стали “нейтральными” и аполитичными; любая ценность различий и ранга, личности и авторитета была отвергнута или подавлена процессом дегенерации и материализации; политическая сфера утратила свое былое достоинство). Так, подрывные идеологии успешно и легко разоблачили все политические мифы, используемые капитализмом и буржуазией, за неимением какого-либо высшего принципа, чтобы защитить свой привилегированный статус от наступления окончательного свержения их снизу.